«Правда» Москва 22 июня
Л.Кассиль || «Правда» №172, 23 июня 1941 года
Фашистская Германия совершила разбойничье нападение на Советский Союз. Наши доблестные армия и флот и смелые соколы советской авиации нанесут сокрушительный удар агрессору. Правительство призывает граждан и гражданок Советского Союза еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг советского правительства, вокруг нашего великого вождя — товарища Сталина. Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
Человек малонаблюдательный, возможно, ничего бы и не заметил. Залитый после полудня июньским солнцем, город был по-воскресному не тороплив, как и утром. По бульварам катились легкие колясочки с гражданами 1940 и 1941 годов. На Пушкинской площади раскупали белые лилии, яркие тюльпаны и пионы. Несли свежую сирень. Все выглядело очень обычно. Ни сутолоки, ни спешки…
Только присмотревшись, внимательный глаз мог заприметить какую-то общую сосредоточенность, наложившую свой отпечаток на всю жизнь огромного цветущего города. Лица людей словно похорошели вдруг, тронутые простой и строгой решимостью. Да появилась еще сдержанность в жестах и словах, прямее стал взгляд, тверже походка, резче складка губ…
При всем своем неслыханном вероломстве враг, рассчитывавший захватить нас врасплох, просчитался с первой же минуты. Мы знали, что по ту сторону наших границ бушует пламя всеевропейского пожара. Все ближе и ближе к нам падали его головешки. Верные каждой букве, каждому слову наших договоров и пактов, мы сохраняли нейтралитет и спокойствие, занятые своим трудом. Но мы знали, что может притти час, когда все международные приличия будут отброшены, все законы человеческой совести окажутся забытыми и бесстыдно обнаживший себя враг попробует сунуть свое свиное рыло в наш советский огород. День этот пришел. Нас готовили к этому дню тома Ленина. Сталин предупреждал нас, призывая народ сохранять мобилизационную готовность, чтобы никакие уловки врагов не застали нас врасплох. Ради этого дня и того, что за ним последует, мы иногда не досыпали, подчас отказывали себе во многом, учились дорожить каждой минутой своего труда, каждой народной, государственной копейкой, которая теперь оказалась сбереженной в оборонном рубле.
Прекрасна, как всегда, но сурово, гневно сосредоточенна была в этот день, 22-го июня, Москва. И когда я смотрел на ее улицы, пролегшие между новыми, только что отстроенными, или еще не сбросившими лесов домами, когда, я видел, как полнится город этим надежным и грозным, могучим и умным спокойствием, я ясно представил себе, как прошел бы сейчас по этим улицам Маяковский. Он бы шагал, внимательно присматриваясь к лицам прохожих, широко оглядывая небо, где «соколы — сталь в моторном клёкоте — глядят, чтоб не лезли орлы». Его мобилизующие, наизусть заученные народом, строки тоже готовили нас к этому дню, уча любить все живое, разумное, нашей страной несомое в мир, призывая ненавидеть и сокрушать все, что паучьими лапами пещерных свастик ткало душную паутину Европе.
Я представил себе в этот день на улицах Москвы высокую, сутулую фигуру человека, который глуховатым своим голосом напомнил бы нам еще раз о большом чувстве любви к родине, об обязанности защищать ее мужественно от врагов. Забота об этом дне, о том, в какой готовности встретит его наша страна, не оставляла Алексея Максимовича до последней минуты его жизни. А всей этой жизнью, каждой своей строкой и он стремился подготовить нас к этому дню.
И вот этот день наступил — день великой ясности. Каждый знает, что ему делать, как поступить. Мы были в этот день и за городом, в окрестностях столицы, и в городе. Те, кого не звали в город внезапно возникшие дела и обязанности, остались на даче, на экскурсиях, на теплоходах канала Москва—Волга. Те, кому надо, прибыли своевременно на свои посты. Не было ни толчеи, ни перебоев в работе, в движении, в пульсе гигантского города.
К вечеру мы еще раз совершили путешествие по улицам Москвы. В кинотеатрах шли сеансы и у касс толпилась, разбирая билеты, публика. В Парке культуры и отдыха имени Горького аллеи были заполнены гуляющими. Особенно много народа было сегодня у парашютной вышки, откуда поминутно, распускаясь в воздухе, чтобы завять у земли, слетали большие шелковые вьюны парашютов. Днем кое-где у магазинов образовались очереди. Обыватель из боязливых, вспомнив забытую привычку запасаться, засуетился у дверей продмагов. Интересно было послушать, как проходившие мимо сердито или насмешливо увещевали особо запасливых граждан. Я слышал сам, как недалеко от Смоленской площади этакий аккуратный папаша в синей толстовке сердито распекал в очереди:
— Не совестно вам самим вашей дурости?! Через вас одна давка образуется и больше ничего. Уж в такой-то день надо бы поумнеть, если раньше не успели…
Мы побывали на окраинах и в центре, в магазинах, на заводах, в барах, на вокзалах. То же ощущение сосредоточенного и строгого спокойствия, очередей уже почти нигде не было. В трамваях люди были сегодня как-то особенно предупредительны: словно все стали друг другу дороже, об’единенные одним глубоким, во все сердца проникшим стремлением: отбить, уничтожить врага — эту черную моровую язву Европы. На заводах, где только что искренно и гневно звучали речи на митингах, теперь также выразительно было глубокое молчание людей, работавших с вдохновенным усердием у своих станков.
На стенах домов белели расклеенные листовки с текстом выступления по радио В.М.Молотова. Около них, негромко переговариваясь, стояли люди, такие же строгие, спокойные и уверенные, как весь город. Над ними радиорупор не очень громко, но внятно говорил о том, как должна себя вести теперь улица, каждый дом и весь город. С неба уходили оранжевые закатные облака. Кончался день 22-го июня в Москве. Голубоватый сумрак скапливался под ветвями елей у Кремлевской стены. И лицом друг к другу, неподвижные, словно сращенные с гранитом, стояли часовые в нише мавзолея. Они стояли молчаливые, сосредоточенные, непоколебимые, как стояли вчера, как будут стоять всегда. // Лев Кассиль
