• Александр Климов

ТАК ГОВОРИЛ КАГАНОВИЧ

В серии «Великие вспоминают» поэт и журналист Феликс Чуев собрал уникальный материал. На протяжении нескольких лет на закате СССР, в предперестроечное время, во время Горбачева и затем в начале 90-х, он беседовал с двумя глыбами, деятелями, строившими Советский Союз вместе с Лениным и Сталиным, а в то время – с двумя политическими изгнанниками постхрущевской эпохи. Беседы с Молотовым более известны и стоят отдельного внимания, так как Молотов – величина не столько даже государственного масштаба, сколько международного, и его роль в истории сегодня несправедливо замалчивается. Молотову часто припоминают пакт с Риббентропом, хотя договоры с Германией подписали до СССР все «цивилизованные» страны мира перед войной (и началось это с Мюнхенского сговора), но забывают о том, что именно Молотов вынуждал англичан и американцев открыть второй фронт – во время войны он летал лично к Черчиллю, несмотря на неспокойное небо и над СССР, и над Лондоном. Он рисковал и в полете к Рузвельту – именно эти международные переговоры сделали антигитлеровскую коалицию действенной силой, а не фикцией в контексте «странной войны».

Лазарь Каганович – не менее уважаемая и масштабная личность, и книга бесед с ним теперь доступна для широкого чтения. Он знаменит как нарком путей сообщения, который подготовил железную дорогу к Великой Отечественной войне, также он был первым наркомом нефтяной промышленности СССР. Каганович остался в истории как человек, построивший самое красивое метро – его имя носил Московский метрополитен, строительством которого он непосредственно руководил. Он же пустил первые троллейбусные линии, ему принадлежит идея создания «детской железной дороги». В последние годы работы Лазарь Моисеевич занимался разработкой нового пенсионного законодательства, в результате принятия которого пенсию стали получать все слои населения.

«Каганович был хозяйственником, он был грубым человеком, неприятным в общении, но он всегда все, за что брался, делал хорошо. Вот он сделал метрополитен – лучший в мире. Он сделал железные дороги. Говорят, что Российская Федерация живет за счет атомных и водородных бомб, созданных Сталиным, за счет нефтянки, которой тоже обязаны Сталину, но и за счет железных дорог, которыми мы обязаны Кагановичу», – комментирует Александр Колпакиди.

Каганович был одним из тех, кто входил в главный штаб еще со времен Ленина, затем он руководил железными дорогами, во многом благодаря которым мы победили в войне – ведь заводы за Урал вывозились именно по ним.

Он в большей степени был хозяйственником, а не политиком – человеком дела, а не слова, в жизни держался строго и не мог себя пересилить, чтобы обратиться к Сталину на «ты». И как-то Сталин, смеясь, предложил выпить на брудершафт щепетильному другу. Не помогло. Сталин даже начал было обижаться, но тут, вспоминает Каганович, он спросил – а вы обращались на «ты» к Ленину? Сталин признался, что просто не смог бы говорить ему «ты». «Вот и я не могу», – сказал Каганович.

Спустя столько лет после смерти Сталина, старик, сидящий в опале к нынешней власти, ведущей СССР к развалу, четко помнил все события и прогнозировал худшие последствия – он продолжал свою линию, полностью поддерживал все, что делал и говорил Сталин, хотя многие уже давно предали свои убеждения под влиянием конъюнктуры. Каганович признавал, что были ошибки, но на таком уровне это неизбежность, а не намеренная злоба. Признавал, что в 30-ые годы готовился заговор, более того – существовало несколько «готовых правительств», а такая сильная оппозиция с потрясающим опытом подпольной работы, какая была у большевиков, – это реальная опасность в преддверии большой войны, о которой все знали и к которой готовились.

– Всего двадцать лет прошло после революции, были живы и белые офицеры, и кулаки, и нэпманы… Вы считаете, был контрреволюционный заговор в тридцать седьмом году?

– Был! Был! – горячо восклицает Каганович. – И готовили террористические акты. (…) Пятая колонна была у нас. Если бы мы не уничтожили эту пятую колонну, мы бы войну не выиграли.

Каганович уверен, что социализм вообще был в тот момент под вопросом – если бы не появился Сталин, началась бы реставрация капитализма в России. Он соглашается, что и характер руководителя страны менялся, и могли проявлять себя жесткие меры, но оценивать эпоху нужно по итогу.

«И, несмотря на такие ужасающие разрушения, так быстро поднялась наша социалистическая страна – тут героизм всего народа, всех трудящихся, но без руководства этот героизм был бы уничтожен и разбит. А наша страна вышла на такую высоту сейчас, вы задумайтесь только, Россия, отсталая, безлошадная, подумать только, черт подери, фактически сейчас на равных и в военном отношении с Америкой! Так вы подведите этот итог! Откуда? Кто же участвовал в этом руководстве, черт подери! Кто работал тогда? Тут можно восторгаться до слезы! Как винить? Как же можно так?..»

Возможно, единственное, о чем сожалел Каганович, хоть и не говорил об этом прямо – это о том, что Никиту Хрущева выдвинул именно он. «Видите ли, мне Сталин говорил: «У тебя слабость к рабочему классу». У меня была слабость на выдвижение рабочих, потому что тогда мало было способных. Он (Хрущев) способный рабочий, безусловно».

Под старость Каганович, исключенный Хрущевым из партии, оказался в скромной московской квартире, по заметкам современников – совсем не по рангу хозяина. Основатель нефтянки, которая кормит сегодня мультимиллионеров-олигархов в России, часто не имел каких-то продуктов, не оставил наследства на счетах в иностранных банках, даже сберегательной книжки, как окажется после его смерти, у Кагановича не было. По дому помогала дочь, сама уже бабушка. После вынужденной отставки он получал 115 рублей пенсии, но мыслить продолжал масштабно, по-государственному.

Каганович остро воспринимал все, что происходило в стране, а в стране происходило многое – на дворе 80-ые сменялись началом 90-х. И хотя даже выходить на улицу человеку по фамилии Каганович было опасно для жизни, он не уставал писать опровержения и телеграммы в СМИ, тиражирующие небылицы про него и про его «несметные богатства». На все попытки успокоить 93-летнего Кагановича, призывы просто махнуть рукой на то, что врут, реагировал болезненно – «я еще помню время, когда газетам верили, когда они писали правду».

Странно, холодные отношения сложились и с Маленковым, хотя когда-то вместе с Молотовым они все входили в антипартийную группу. «Живет здесь, рядом со мной, в соседнем доме, ни разу не видел», – комментирует Каганович. С Молотовым созванивались, между строк читается, что именно к нему он относился с бОльшим уважением и даже пиететом, но старается этого не показать. Сегодня Молотову ставят в вину то, что не заступился за жену, которую арестовали за связи с еврейскими националистами, а Кагановичу уже тогда поминали родного брата – не защитил. Про арест жены Молотова Каганович сказал: «Ни личные блага, ни семья не могли стать помехой для достижения избранной цели. Но я всегда уважал людей убежденных и не меняющих убеждений, как многие, у которых чего нет, того нет».

А про свою историю с братом сказал – все вранье, и было все не так. Герой книги свидетельствует, что его даже не было рядом, когда арестовали брата, но он не отворачивался от него, а защищал, при этом защищал не как брата, а как человека, которого знал и судил по его работе и жизни. Ведь именно старший брат привел Кагановича в партию, именно он «накачивал» его идеологически всю юность, потому и была уверенность, что арест совершили по ошибке, что на него наговорили, о чем непрестанно писал Каганович и просил устроить очную ставку с доносчиком. В итоге во время допроса доносчика брат не выдержал напряжения, он неверно подумал, что раз его попросили выйти, то с ним все уже решено, предполагает Каганович, брат застрелился.

В 1986 году Каганович комментирует то, что показывают по телевизору: «Вчера был концерт, посвященный милиции. Страшное выступление сатирика. Что говорят о нашей стране – немыслимо совершенно! Все черно, все темно, все грязно. Столько грязи льют на нашу страну, на русских людей, на все нации, все народы. Один режиссер, из Героев Труда, выступает и говорит: «Я хочу разрешить проблемы сегодняшнего дня. Мы вышли из – как это называется? – авторитарного режима, – то ли мы должны перейти сейчас к конституционной монархии, то ли мы должны перейти к военной диктатуре, а потом уже к культурной демократии. А мы сразу перескочили к демократии и опять, так сказать, плохо». Сумасброд какой-то! И это для всех по телевидению передают».

Каганович в книге живым языком говорит о молодежи, о диссидентах, фиксирует приметы времени, которые для него неприемлемы и ведут, по его мнению, народ в пропасть, в тьму незнания. Для нас сегодня и период 80-90 годов – уже история, потому читать пророчества Кагановича куда актуальнее сейчас, когда они сбылись, можно только удивляться прозорливости человека, сохранившего ясность ума и знание политики на десятом десятке жизни.

«Сейчас открывают храмы, власть с попами заигрывает… Причем нигде не пишут, – возмущается Каганович, – что монастыри и церкви образовывали в девятьсот пятом году вооруженные отряды монахов и попов для борьбы с крестьянскими восстаниями и защиты помещиков и кулаков. Есть же фотографии, книга есть целая, патриарха Тихона фотография. И в семнадцатом году благословляли Деникина, Колчака и прочих. А теперь они… Так вы тоже самокритикуйтесь, господа попы! – восклицает он. – Наша печать молчит совершенно. А они овладевают душами молодежи. Теперь под видом нравственности, добродетели идет религия в наступление. Поэтому они проклинают и марксизм».

«Церковь – это и культура, но церковь была и темнотой. Она распространяла и темноту. Что тут говорить! Церковь была опорой кулачества в деревне. Это же факт, этого отрицать нельзя. Николая Второго объявили святым. И мы молчим. Никто не воюет. Никто не борется!» – возмущается Каганович.

Удивляла его и интеллигенция, ставшая на амбразуре нового передела мира в начале 90-х, про них он говорит: «Если взять нынешнюю профессуру, количество профессоров раньше и сейчас, то большинство из них – из крестьян. Я думаю, что в Академии наук большинство из крестьян. Я думаю, как же это смеют выступать: «Разрушили русскую культуру! Уничтожили русскую культуру!»

До конца своих дней Каганович вел борьбу, он не мог уже читать – глаза плохо видели, телевизор мог только слушать, за ним ухаживала дочь, часто прорывались друзья, например, он вспоминал, как пришел его поздравить с днем рождения писатель Бушин с цветами, враги тоже пытались прорваться – открывали в этом доме, где часто не бывало кофе или печенья для гостей, не каждому. В одну из последних встреч с Чуевым он продолжал говорить о собственной Программе, которая раскритикует перестройку, точнее, ее методы. Каганович говорил о развернутом плане, о том, что еще можно спасти СССР, если взяться теперь молодым, организоваться, а он поможет, расскажет, напишет.

И даже умер Каганович, сидя за столом. Это было в 1991 году за пять месяцев до распада страны – с ним умерла эпоха.

  источник