СТАЛИН И МАО ЦЗЭДУН

На китайском направлении

Как пишет современный австралийский автор русского происхождения Михаил Александров, «политика в отношении китайской революции в 1924-1927 годах стала первым опытом самостоятельной внешнеполитической деятельности Сталина. Этот опыт оказал непосредственное влияние на эволюцию его взглядов по вопросам международных отношений».

К тому же ему пришлось проводить собственную стратегическую линию, существенно отличающуюся от марксистско-ленинской концепции приоритета классовой борьбы и установления диктатуры пролетариата. Он поддерживал националистическую партию Гоминьдан. Ее основатель и руководитель Сунь Ятсен (1866-1925) незадолго до смерти написал политическое завещание, обращаясь к советскому правительству:

«Я оставляю после себя партию, которая, как я всегда надеялся, будет в союзе с вами при выполнении своей исторической задачи освобождения Китая и других угнетенных народов от ига империализма… Поэтому я завещаю своей партии поддерживать с вами постоянный контакт. Я твердо уверен, что ваша поддержка моей страны останется неизменной. Дорогие товарищи, уходя из жизни, я выражаю надежду, что приближается тот день, когда Советский Союз будет иметь в лице свободного и сильного Китая своего друга и союзника, и что оба государства пойдут рука об руку как союзники в великой борьбе за освобождение всего человечества».

Здесь обращает на себя внимание высказывание об освобождении угнетенных народов от ига империализма. Российские коммунисты-западники склонны были толковать подобные обороты в духе революционной классовой борьбы. Но Сталин понял и принял эти слова Сунь Ятсена как указание на консолидацию национальных сил в борьбе за свободу страны, а не диктатуру пролетариата, который в Китае был еще слишком малочисленным.

Понятно, такую свою точку зрения Сталин не афишировал на официальных выступлениях. Однако по его указанию советник ЦК ВКП(б) при Гоминьдане Михаил Бородин договорился с Сунь Ятсеном о включении в его организацию китайских коммунистов. Выходило так, что общенациональные интересы ставились выше узко классовых.

На XIV съезде ВКП(б) Сталин сопоставил ситуацию в Китае с той, которая была до слияния Северной Америки, Германии, Италии в единые государства, даже не упомянув об установлении власти пролетариата, высказав убеждение: «Мы сочувствуем и будем сочувствовать китайской революции и ее борьбе за освобождение китайского народа от ига империалистов и за объединение Китая в одно государство. Кто с этой силой не считается, тот наверняка проиграет». Он вполне определенно констатировал: «Китайская революция, будучи революцией буржуазно-демократической, является вместе с тем национально-освободительной революцией, направленной своим острием против господства чужеземного империализма…»

Правда, в то время Китай формально был самостоятельным государством, в котором власть Гоминьдана распространялась лишь на южные провинции. Учитывая позицию Сунь Ятсена, Сталин делал все возможное для того, чтобы страна объединилась под господством Гоминьдана, и лишь затем коммунисты смогли бы при благоприятных обстоятельствах прийти к власти. На этот случай он призывал их «обратить особое внимание на работу в армии».

Как справедливо отметил М. Александров, «Сталину было важно обосновать национально-освободительный характер революции, чтобы направить ее в антизападное русло». И по этой причине он выдвинул тезис о «косвенной интервенции» империалистов, имея в виду финансовую и экономическую экспансию.

«Для Сталина, — пишет М. Александров, — главным был геополитический аспект. Сталину было по большому счету все равно, кто будет находиться у власти в Китае: коммунисты или гоминьдановцы. Для него важен был единый Китай, проводящий антизападную политику». Добавим — и антивосточную тоже (имея в виду Японию), но при дружеских связях с северным соседом — СССР.

Однако в Коминтерне, возглавляемом Г.Е. Зиновьевым, господствовали другие настроения. Там еще преобладали троцкистские взгляды на мировую революцию и установление диктатуры пролетариата (реально- коммунистической партии, а еще точнее — руководящей ее верхушки, партаппарата). Зиновьев писал: «Национально-освободительное движение угнетенных народов против империализма достигнет успеха только в том случае, если будет идти рука об руку с борьбой международного пролетариата против империализма». То есть на первый план он ставил интернационализм и классовую борьбу. Когда в конце мая 1925 года английские войска расстреляли демонстрацию в Шанхае, руководители Коминтерна приняли это за признак начинающейся пролетарской революции под руководством рабочего класса. Все это не соответствовало действительности. В четырехсотмиллионном Китае рабочих было относительно мало (не более 15-20 миллионов), а компартия страны насчитывала всего лишь 10-15 тысяч человек. Массовой организацией был именно Гоминьдан, в который входили представители разных слоев населения, включая буржуазию и мелких помещиков.

Тем не менее в январе 1926 года тезисы Коминтерна провозглашали: «Китайская революция является звеном в цепи мировой революции, поэтому обширные районы мира непосредственно охвачены революционной ситуацией. Это признак приближения мировой революции». Через два месяца Исполком Коминтерна по сути дела раскритиковал сталинскую политику в этом вопросе, выступив «против правого ликвидаторства, который недооценивает независимые классовые задачи китайского пролетариата и ведет к бесформенному слиянию с национальным движением в целом…»

В рядах Гоминьдана лидером был Ван Цзинвэй, а вторую позицию занимал Чан Кайши, командовавший наиболее боеспособным Первым армейским корпусом. В качестве представителя Сталина при руководстве Гоминьдана находился М. Бородин, а главой советской военной миссии по политической части был И. Разгон, сторонник Зиновьева и Троцкого.

В марте произошли неуклюжие маневры китайских коммунистов, похожие на стремление захватить власть силой: командующий гоминьдановским флотом (коммунист) приказал флагманскому крейсеру «Чжуншань» выйти на боевые позиции сначала к острову, где находилась военная школа Вампу, затем на рейд Кантона. В городе находился Чан Кайши, обеспокоенный этими действиями. По его словам, он решил, что коммунисты намерены поднять восстание. Действительно, напрашивались аналогии то ли с черноморской эпопеей крейсера «Потемкин», то ли с революционной «Авророй» в октябре 1917-го…

Впрочем, почему произошли эти события в Китае и кто их организовал, точно не известно. Однако факт остается фактом: воспользовавшись ими, Чан Кайши взял власть в свои руки, а это в наибольшей степени отвечало позиции Сталина. Ведь произошла централизация власти в Гоминьдане, что укрепляло организацию; новый руководитель был готов пойти походом на север и объединить Китай. К тому же Чан Кайши постарался избавиться от таких политических советников в его армии, как И. Разгон.

Примерно в то же время на Британских островах произошла всеобщая стачка, которую Зиновьев расценил как новый революционный подъем, ведущий к мировому пожару, перерастанию экономических требований в политические. По инициативе Коминтерна советские профсоюзы стали переводить бастующим шахтерам крупные денежные суммы. В результате серьезно испортились советско-британские правительственные отношения, а никакой революции в Англии не произошло. Зиновьева вывели из состава Политбюро, а затем он покинул пост председателя Коминтерна. По выражению Троцкого, с этих пор у Сталина появилась тенденция «подменять политику дипломатией». Пожалуй, точнее сказать, следуя мысли А. Александрова, что проявилась сталинская дипломатия в соответствии с его геополитикой и пониманием нелепости и вредности установки на мировую революцию.

Тем временем гоминьдановская армия под руководством Чан Кайши (и при советских военных советниках) одерживала победы в Центральных провинциях Китая. Возникла серьезная опасность интересам Англии в этом регионе. И тогда ее руководство предложило пересмотреть неравноправные договоры с китайским правительством. Чтобы не произошел переход Чан Кайши на сторону богатого западного партнера, были организованы антибританские демонстрации в нескольких китайских городах, порой с захватом английских концессий. Усматривая во всем этом «руку Москвы», в мае 1927 года Англия разорвала дипломатические отношения с СССР.

Но все это не означало укрепления позиций коммунистов в Китае. Напротив, Чан Кайши произвел новый военный переворот, выступив против коммунистов для установления личной власти и, как он утверждал, полной независимости Китая от внешних влияний. На деле, по-видимому, влиятельные буржуазные круги Гоминьдана испугались роста популярности коммунистической идеологии. А по его словам, он противодействовал превращению компартии Китая в «доминирующий фактор китайской политики».

Такие опасения Чан Кайши понять можно. Однако он явно переоценил свои силы и возможности Китая на данном этапе стать самостоятельной державой, не зависящей ни от экономически развитых капиталистических стран, ни от СССР. Не учел он и того, что для китайского народа идеи коммунизма были ближе и привлекательней, чем буржуазная идеология, а значит, и велик был авторитет Советского Союза.

«Обманув доверие Сталина, — пишет М. Александров, — Чан Кайши совершил главную стратегическую ошибку своей жизни. Вообразив себя корифеем высокой политики… Выйдя на профессиональный ринг международной политики, он оказался не в своей весовой категории и не смог достаточно долго «держать удары» маститого политического оппонента, каковым являлся Сталин. Это и привело Чан Кайши в конце концов к жестокому политическому поражению, сделав его невольным изгнанником в своей собственной стране».

Однако до этого финала было еще далеко. В руководстве Коминтерна по-прежнему доминировали установки на мировой революционный пожар и диктатуру пролетариата, в частности, в приложении к событиям в Китае. На V съезде КПК, в присутствии представителей Гоминьдана индийский коминтерновец М. Рой заявил: «На нынешнем этапе революции гегемония принадлежит пролетариату, и он участвует в национально-революционном правительстве, чтобы использовать государственный аппарат в качестве инструмента завоевания власти». После этого, естественно, гоминьдановцы постарались избавиться от коммунистов, столь агрессивно — с подачи Коминтерна — нацеленных на свержение их руководства национально-освободительным движением.

На пленуме Исполкома Коминтерна была принята резолюция, лишь частично учитывающая концепцию Сталина. Ему пришлось с этим смириться, ибо он поддерживал Чан Кайши, но результатом оказалось установление его диктатуры. Гоминьдановцы сплотили свои ряды, разорвав сотрудничество с КПК.

На данном этапе дипломатическая стратегия Сталина потерпела фиаско. Возможно, виной тому была прежде всего слишком явно антигоминьдановская и примитивно революционно-пролетарская точка зрения руководства Коминтерна. Троцкистско-зиновьевская оппозиция тем самым ударила не только по КПК, но и по внешней политике Сталина в Китае. На это определенно намекалось в опубликованной в сентябре 1927 года платформе оппозиционеров:

«Главной причиной неблагоприятного исхода китайской революции на нынешнем этапе является принципиально ошибочная политика руководства Российской коммунистической партии и всего Коминтерна. Результатом стало то, что в решающий момент в Китае фактически не существовало реальной большевистской партии. Возлагать сейчас вину только на китайских коммунистов является искусственным и недостойным. Мы имеем в Китае классический эксперимент применения меньшевистской тактики в буржуазно-демократической революции».

Подобный перенос на китайскую почву реалий русского революционного движения являлся, как говаривал Сталин в подобных случаях, происками начетчиков и талмудистов. Ведь если бы коммунисты раньше пошли на противостояние с гоминьдановцами, это привело бы к гражданской войне и, скорее всего, к расчленению Китая. Этого Сталин стремился избежать и в геополитическом аспекте был прав, а его цель была достигнута. За период сотрудничества с Гоминьданом КПК укрепила свой авторитет. На ее чрезвычайной конференции были смещены генеральный секретарь партии Чэнь Дусю и его некоторые сторонники.

В ответ на критику оппозиционеров, Сталин обвинил их в «левацком» уклоне и авантюризме в политике. Его мнение было поддержано большинством участников июльского пленума ЦК ВКП(б), а Троцкому и Зиновьеву вынесли строгий выговор с предупреждением.

Трезво оценивая реальную обстановку в Китае, Сталин сделал ставку прежде всего на национально-освободительное движение, и в этом был прав. Однако он не мог открыто и четко выступить с такой доктриной, ибо она не соответствовала марксистско-ленинской общетеоретической установке. Он вынужден был принимать половинчатые решения под напором сил оппозиции, которая чутко улавливала его отступления от партийных догм, а прежде всего отказ от концепции мировой пролетарской революции. *

Самое главное — другое. Вопрос в том, насколько целесообразной была стратегия Сталина и можно ли было избрать какую-то другую, более эффективную с позиций мирового коммунистического движения и интересов Советского Союза?

Быть может, наиболее радикальным стал бы отказ коммунистов Китая от конфликтов с гоминьдановцами, признание на данном этапе единственно верной политики национального единства. Но тогда КПК рисковала утратить свою популярность в массах, раствориться в Гоминьдане.

Другая крайность — полный разрыв с чанкайшистами и захват власти коммунистами, развязывание гражданской войны. Как мы уже говорили, это грозило хаосом в стране и ее расчленением. Между прочим, в 1927 году один из коммунистических лидеров Мао

Цзэдун поднял крестьянское восстание в провинции Хунань, но оно вскоре было подавлено.

Возможно, у Сталина были какие-то более выгодные ходы в проведении своей стратегической линии между этими двумя крайностями, но о таких вариантах нет никакого смысла рассуждать. Он сделал едва ли не все возможное для того, чтобы провести в жизнь свой геополитический план, добившись успеха, и в то же время избежать неопровержимых обвинений в отходе от марксистско-ленинской концепции. Национальные интересы китайского народа он поставил выше теоретических догм революционного интернационализма (такие убеждения сложились у него еще в период Гражданской войны в России, в частности, после провала наступления Тухачевского на Варшаву). Он был реалистом.

«…Опыт сталинской стратегии в Китае, — сошлемся опять на М. Александрова, — важен тем, что показав, с одной стороны, политический реализм Сталина, с другой, он в очередной раз подтвердил известную истину о том, что политика есть искусство возможного.

Лидер великого Китая

У Мао Цзэдуна (1893-1976) было немало общего со Сталиным. Оба — из простых семей, достигли великих успехов благодаря упорству, труду, самообразованию; принимали активное участие в гражданских войнах; поднялись к вершинам всемирной славы. Оба писали стихи. Правда, Сталин, добившийся еще в юности в поэтическом творчестве успехов (его стихи вошли в грузинский учебник по литературе до революции), потом пренебрег им и не любил вспоминать о своих поэтических произведениях. А Мао Цзэдун писал их до глубокой старости, издав несколько томов своих стихотворений.

Вождь ВКП(б) и Коминтерна в 1920-е годы мог и не знать о руководителе крестьянского восстания в провинции Хунань молодом Мао Цзэдуне. Но уже в начале 30-х годов слава об этом партизанском вожаке, ставшем председателем ЦИК и Совнаркома Китайской советской республики, занимавшей южные провинции страны, перешагнула границы его отечества.

В 1934-1936 годах китайская Красная Армия’под напором го-миньдановцев оставила советские районы Китая, совершив беспримерный переход протяженностью около 10 тысяч км на Северо-Запад, ближе к границе с СССР. Одним из руководителей похода был Мао Цзэдун. В пустынной местности Цзуньи в январе

1935 года малочисленное совещание руководителей КПК, не имевшее законного кворума, ввело его в состав Секретариата ЦК. Сталинское руководство Коминтерном не имело отношения к этому решению и было поставлено перед свершившимся фактом.

С тех пор на северо-западе Китая в так называемом Особом районе Мао Цзэдун все больше сосредотачивал власть партийную, советскую, а в значительной степени и военную. Действовал он очень тонко, прикрываясь авторитетом официального представителя Коминтерна при ЦК КПК Ли Лисаня.

В 1941 году, когда немцы подошли к Москве, возникла угроза японского нападения из оккупированной ими Маньчжурии на СССР. Коминтерн послал Ли Лисаню директиву: начать активные действия войск КПК против японцев с целью сковать их вооруженные силы в Маньчжурии. Ли Лисань саботировал эту директиву, фактически отказав в помощи Советскому Союзу. А за его спиной стоял Мао Цзэдун, нарушивший интернациональный долг коммуниста — помочь СССР. Мао предпочел отстаивать свои местные интересы.

В конце 30-х годов Ли Лисань, работавший в СССР, был арестован как «враг народа». Тогда Мао Цзэдун послал в Москву Чжоу Эньлая (впоследствии долголетнего премьер-министра КНР), который добился освобождения Ли Лисаня. Поэтому Мао было легко уйти от ответственности за свое бездействие, свалив вину на антисоветизм Ли Лисаня.

В 1943 году, воспользовавшись роспуском Коминтерна, Мао добился своего избрания на пост председателя ЦК КПК. А всего через два года, пользуясь чрезвычайной загруженностью Сталина и его соратников, ухитрился добиться того, чтобы проходивший тогда съезд китайских коммунистов официально принял решение, что КПК «во всей своей работе руководствуется идеями Мао Цзэдуна» (а не идеями Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, как остальные компартии).

Подобная «самодеятельность» китайского лидера проявлялась даже несмотря на то, что его компартия пользовалась всесторонней (включая финансовую) поддержкой Советского Союза. Тем не менее Мао, опираясь на нее, проводил свой собственный курс. О том, как относились к этому в Москве, можно судить по письму Г. Димитрова к Мао Цзэдуну от 6 января 1944 года (вряд ли содержание данного послания не было согласовано со Сталиным): «1. О вашем сыне. Он устроен мною в Военно-политическую Академию. 2. …В частном, дружеском порядке не могу не сказать вам о той тревоге, которую вызывает у меня положение китайской компартии… Я считаю политически ошибочным курс на свертывание борьбы с иноземными оккупантами Китая… Я считаю политически неправильной проводимую кампанию против Чжоу Эн-лая и Ван-Мина. Таких людей, как Чжоу Эн-лай и Ван Мин надо не отсекать от партии, а сохранять и всемерно использовать для дела партии. Меня тревожит и то обстоятельство, что среди части партийных кадров имеются нездоровые настроения в отношении Советского Союза. Сомнительной мне представляется также и роль Кон Сина (Кан Шэна. — Авт.)…Очистка партии от вражеских элементов и ее сплочение осуществляется Кан Сином и его аппаратом в таких уродливых формах, которые способны лишь посеять взаимную подозрительность… и помочь врагу в его усилиях по разложению партии…

Мы получили… совершенно достоверную информацию о том, что гоминьдановцы решили послать своих провокаторов в Яньань (ставка Мао. — Авт.) с целью поссорить Вас с Ван Мином и другими партийными деятелями, а также создать враждебное настроение против всех тех, кто жил и учился в Москве… Для меня не подлежит сомнению, что Кон Син своей деятельностью льет воды на мельницу этих провокаторов».

Фрагменты другого письма Г. Димитрова, направленного Мо-лотову и Маленкову 7 декабря 1944 года, показывают, как Мао пользовался помощью СССР в тот период: «По поручению т. Мао Цзэдуна представитель КПК сообщает, что компартия Китая находится в крайне тяжелом финансовом положении… Ввиду этого, ЦК компартии Китая просит, если это возможно, оказать им известную помощь.

Учитывая нынешнею обстановку в Китае и особое положение Китайской компартии, считали бы целесообразным оказать ей помощь в размере 50 000 американских долларов. Просим Вашего разрешения по данному вопросу».

В общем, полагаясь на поддержку Москвы, на принципы интернациональной солидарности коммунистов, Мао Цзэдун, подобно Броз Тито, но более тонко вел свою политическую линию. Уже после XX съезда КПСС он пожаловался на то, что Сталин считал его коммунистом, находившимся под влиянием национализма. Пожалуй, советский вождь был прав. Хотя без опоры на китайский национализм Мао Цзэдуну вряд ли удалось бы объединить свою страну и возглавить ее.

За таким деятелем нужен был надежный присматривающий глаз. Им стал Гао Ган — руководитель Бюро ЦК КПК по Северо-Восточному Китаю, который после освобождения от японской оккупации Красной Армией был передан Сталиным под контроль китайских коммунистов и стал базой их снабжения со стороны СССР.

Уже тогда Мао начал использовать в своих интересах противоречия между СССР и США. Его часто можно было встретить у американского представителя в Особом районе. Какую-то роль играла в этом четвертая жена Мао — Цзян Цин, бывшая шанхайская киноактриса. Она имела на мужа значительное влияние. Например, когда он болел, то соглашался принимать лекарства только из ее рук. А за ее спиной стояла зловещая фигура Кан Шэна — долголетнего представителя КПК при Коминтерне, а затем руководителя спецслужб Мао.

Кан Шэн зарекомендовал себя преданным и старательным палачом. По приказанию Мао Цзэдуна он наносил удары по сторонникам интернационалистской линии в КПК в 1941 — 1945 годах, во время так называемого движения за упорядочение стиля в работе китайской компартии.

Растущий национализм Мао и его контакты с американцами не способствовали росту доверия Сталина к нему. Для советского вождя перспектива иметь такого человека во главе объединенного Китая, население которого приближалось к полумиллиарду, не представлялась вдохновляющей. Пришлось делать ставку на существование двух Китаев: северного — коммунистического, маоцзэдуновского, просоветского — и южного — капиталистического, проамериканского, чанкайшистского.

С Чан Кайши Сталин продолжал поддерживать всесторонние контакты, играя на противоречиях между ним и Мао. Но этой стратегии не способствовало развитие международной обстановки. В первые послевоенные годы США, хотя и пошли на ограниченное вмешательство своих войск в гражданскую войну в Китае, все же были озабочены европейскими делами. Растущая угроза прихода коммунистов к власти в Италии и во Франции, активизация коммунистических партизан в Испании и Греции приковывали к себе внимание американцев. Послать крупные войсковые контингента в Китай США не могли, да и не хотели, предпочитая воевать руками чанкайшистов, получавших обильный поток американской военной техники.

События приняли в значительной степени неожиданный оборот, когда после тяжелых оборонительных боев 1946-1947 годов Народно-освободительная армия Китая (НОАК) при номинальном главнокомандующем Чжу Дэ, а фактическом Мао Цзэдуне, насчитывавшая полтора миллиона человек (немного по китайским меркам), совершила победоносный марш с севера Китая до морского побережья. Конечно, ей очень помогла крупномасштабная и

всесторонняя помощь СССР через Маньчжурию, где властвовал человек Сталина Гао Ган. Позже Мао выражал недовольство тем, что его портретов в Маньчжурии почти нигде не вывешено, зато портреты Сталина висят везде.

Главной причиной победы КПК, взявшей под свой контроль почти весь континентальный Китай (первоначально кроме Тибета), было то, что председатель Мао овладел не только многовековой мудростью философии и дипломатии Китая. Он прекрасно знал особенности своей страны и психологию своего народа. Этим объясняется то, что небольшая, но сплоченная НОАК совершила рывок, принесший ей победу. Толпы, массы чанкайшистских солдат и офицеров, оснащенных новейшей для того времени американской военной техникой, переходили на сторону китайских коммунистов часто без боя. Сталин был поставлен перед фактом победы председателя Мао и начала формирования им центрального правительства единого Китая. Это вполне укладывалось в долговременную стратегию Сталина на Востоке. Создаваемая Китайская Народная Республика стала противовесом империалистическому Западу и в первую очередь США.

Сталин активно, всемерно и всесторонне поддержал создание КНР, несмотря на то, что подозревал председателя Мао в тщательно скрываемых гегемонистских намерениях, которые порой прорывались наружу. Например, он продолжал считать Монгольскую Народную Республику частью Китая.

Народные вожди

Китайский лидер обрушил на советского вождя поток славословий, лести и заискивания. Он надеялся, что таким путем удастся заручиться безграничным доверием Сталина. Зная, что Сталин подозревает его в контактах с американцами, Мао решил в корне устранить подобные опасения. Он хотел, чтобы формируемое им правительство вообще не имело дипломатических отношений со странами Запада, особенно с США.

19 апреля 1949 года Сталин телеграфировал представителю ЦК ВКП(б) при ЦК КПК И.В. Ковалеву: «При встрече с Мао Цзэ-дуном скажите ему следующее:

Первое. Мы считаем, что Демократическому Правительству Китая не следует отказываться от установления официальных отношений с США.

Второе. Мы считаем, что не следует отказываться от иностранного займа и от торговли с капиталистическими странами при определенных условиях. Все дело в том, чтобы условия не налагали таких экономических или финансовых обязательств на Китай, которые могли быть использованы… для удушения китайской национальной промышленности».

В докладе ЦК КПК, переданном в июле 1949 года в Москву, излагалась позиция Мао: «Мы желаем, чтобы ЦК ВКП(б) и товарищ Сталин постоянно и без всяких стеснений давали бы свои указания и критиковали бы работу и политику КПК».

Советский вождь категорически возражал: «Мы весьма благодарны за такое уважение, однако нельзя воспринимать некоторые мысли, которые мы вам высказываем, как указания… Мы можем вам советовать, но не указывать».

Тем не менее Мао настаивал на своем и уверял, что он и его соратники будут осуществлять задачи построения социализма в Китае «по указаниям ЦК ВКП(б) и товарища Сталина». Возможно, в таких заверениях была немалая доля искреннего желания воспользоваться опытом Советского Союза. Но присутствовал, по-видимому, и другой аспект. В это время разгорался советско-югославский конфликт. В Кремле могли опасаться, что теперь появился и замаскированный «китайский Тито». Мао добивался приглашения посетить Советский Союз и лично встретиться со Сталиным, чтобы рассеять подобные подозрения. Но Сталин считал его визит в неофициальном качестве преждевременным и оттягивал его до получения Мао официального статута.

После провозглашения 1 октября 1949 года Китайской Народной Республики вновь встал вопрос о поездке Мао Цзэдуна в Москву как главы правительства. Мао сообщил о своем желании посетить Москву в декабре, чтобы «лично поздравить тов. Сталина с днем рождения». Через Чжоу Эньлая передал, что одна из главных целей его поездки — отдохнуть и подлечиться. Это было учтено Сталиным. Но западные СМИ расценили или подчеркнули в провокационных целях явный недостаток официальных мероприятий, как отсутствие должного уважения к Мао Цзэдуну со стороны советского руководства. В разгар ссоры между Москвой и Пекином эту версию распространял и сам Мао.

Итак, 16 декабря 1949 года Мао Цзэдун поездом прибыл в Москву. По существовавшему в те годы дипломатическому протоколу Сталин встречать высоких гостей или провожать их на железнодорожные вокзалы или в аэропорты не выезжал. В тот же день состоялась его встреча с Мао. Беседа носила очень теплый, дружественный и взаимно уважительный характер. Это опровергает вымыслы, что Сталин относился к этому гостю без должного внимания и уважения. Сомнительна и версия о том, что Сталин стремился оставить советские войска в Порт-Артуре и вообще на Ляодунском полуострове. Напротив, Иосиф Виссарионович предлагал вывести их. Но Мао категорически возражал, ссылаясь на американскую и в перспективе японскую угрозу Китаю. Он предложил отложить решение этого вопроса до тех пор, пока окрепнет коммунистическая власть в Китае. На том и договорились.

Очень большую осторожность проявил Сталин в вопросе о советском участии в захвате Тайваня, куда бежали гоминьдановцы. На этой акции настаивал его партнер по переговорам.

Советский лидер ответил: «Оказание помощи не исключено, но формы помощи нужно обдумать. Главное здесь — не дать повода американцам для вмешательства. Что касается штабных работников и инструкторов, то их мы можем дать в любое время. Остальное обдумаем».

Сталин считал весьма опасным для КНР затевать военный конфликт с США из-за Тайваня. Он не хотел вовлечь в него СССР (сведения из ранее строго засекреченных архивных документов, в частности, из личного фонда И.В. Сталина).

Во время советско-китайских переговоров состоялись торжества в связи с 70-летием советского вождя. К нему поступали многочисленные поздравления. В отличие от остальных, правительственное послание Мао Сталину, как отмечал советский дипломат А.М. Дедовский, «было кратким, составленным в весьма официальном стиле, и было заметно «сухим», как говорится, «формально-бюрократическим». Чем это объяснялось, трудно сказать».

Тем не менее 21 декабря на торжественном заседании Мао занимал в президиуме самое почетное место и ему первому из иностранных гостей было предоставлено слово. Речь Мао оказалась яркой и эмоциональной.

На приеме, когда начались тосты в честь руководителей и народов социалистических стран, первым был предложен Сталиным тост за Мао. При заключении нового советско-китайского договора, подписанного 14 февраля 1950 года, Сталин добровольно и даже по своей инициативе отдавал все, что СССР получил по договору с Чан Кайши от 14 августа 1945 года. А это был очень щедрый подарок.

Время показало, что геополитическая стратегия Сталина в Китае полностью оправдалась. Поддержка Советским Союзом гоминьдановцев завершилась победой национально-освободительного движения, после чего под коммунистическим руководством была создана держава. Она стала оплотом лагеря социализма в Восточной

Азии в противовес капиталистической Японии, за которой маячил будущий всемирный гегемон США. На тот момент зоны капиталистического влияния заметно сокращались, и это было очевидной победой сталинских идей и его дипломатии.

Во многих азиатских странах обострилось противоборство местных коммунистов со сторонниками и ставленниками империалистического Запада. Филиппины и Малайя, Бирма и Индонезия стали ареной ожесточенных военных действий. Партизанские армии в этих странах вдохновлялись победой, одержанной НОАК успехами КНР.

В таких условиях КПК и ее вождь выдвигались на авансцену Азии. Мао Цзэдун получил прекрасную возможность претендовать на место «азиатского Сталина». Он выступил с предложением создать международную организацию крупнейших азиатских компартий: Китая, Северной Кореи, Северного Вьетнама, Индии, Индонезии, Японии — аналог европейскому Коминформу.

Сталин понимал, что ему сравнительно скоро придется-уйти с мировой политической арены: годы брали свое, а о собственной стране он и раньше задумывался всерьез и без страха, думая лишь о продолжении дела всей своей жизни. Его преемником в мировом масштабе теперь мог стать только «азиатский Сталин» — Мао Цзэдун.

Тем, кто уверен, будто Сталин руководствовался в своих действиях непомерным властолюбием и гордыней, может казаться, что он опасался выдвижения в мировые коммунистические лидеры китайского вождя. Однако поведение Сталина в личной и общественной жизни, даже его манера общаться не дают никаких оснований подобным подозрениям.

Его политика всегда имела дальние, очень дальние цели, уходящие на десятки лет за пределы его личной жизни, и об этом свидетельствуют не только его слова (скажем, на совещании «Большой тройки»- о мире на планете до конца XXвека), но и все деяния, например, знаменитый и поныне непревзойденный по экологической эффективности так называемый сталинский план преобразования природы.

В этом отношении Сталин мог рассматривать Мао Цзэдуна как своего преемника. Однако в то время экономически отсталый Китай не мог быть флагманом коммунистического движения. Им оставался Советский Союз, и Сталин должен был это учитывать. Да и Мао, пожалуй, тоже понимал существующую ситуацию в мире, всячески подчеркивая лидерство Сталина. А тот не препятствовал возвышению Мао Цзэдуна и даже призывал КНР стать лидером стран Азии, которые в то время одна за другой получали независимость от своих бывших метрополий (часто формальную).

Тем временем на Корейском полуострове возникла критическая ситуация. Северная коммунистическая Корея и Южная проамериканская проявляли несдержанность в отношении друг друга, ведя дело к войне. Сталин призывал Ким Ир Сена- вождя КНДР- к осторожности, при этом рекомендуя советоваться с Пекином. А Мао поощрял радикализм Кима, заверяя его в своей поддержке.

Можно сказать, что это была проверка Мао Цзэдуна на «геополитическую зрелость». Ведь теперь он выступал как ведущий игрок в крупной межгосударственной игре в огромном регионе Восточной Азии, где сталкивались интересы таких гигантов как США, Япония, Китай, а также двух корейских стран и гоминьдановско-го Тайваня. При этом Сталин вывел СССР из этой опасной игры, оставаясь как бы в стороне от конфликта, грозящего перейти в военные действия, да еще при наличии у сверхдержавы США «атомной дубины».

Дипломатию Мао Цзэдуна в корейском вопросе вряд ли можно считать успешной. Он не смог (или не пожелал?) решить возникшие проблемы мирным путем. Возможно, рассчитывал на активную помощь СССР.

Когда летом 1950 года в Корее вспыхнула война, Сталин ограничился военно-технической помощью КНДР. Мао был вынужден послать свои войска на помощь Северной Корее. Он долго тянул, но когда американские части вышли к китайско-корейской границе, то решительно двинул свои дивизии на помощь гибнущему союзнику.

Трудно сказать, чем бы все кончилось, если бы не поддержка с воздуха советской авиации. Было сбито более тысячи американских самолетов, а преимущество на земле имели многочисленные и отважные корейские и китайские солдаты. Но для Сталина самой главной задачей было — погасить военный конфликт, чтобы он не вышел из пределов локальных боевых действий и, тем более, не вынудил США использовать атомное оружие. В то же время ему было важно связать руки США в Юго-Восточной Азии и тем самым ослабить их позиции в Европе, откуда прежде всего исходила опасность Советскому Союзу.

Подъем Китая и упадок России

Мог ли Сталин предположить, что возникший благодаря его поддержке коммунистический Китай будет успешно, необычайно быстро развиваться и после расчленения СССР, установления в

России буржуазно-капиталистического режима и полного ее краха как великой державы? Вряд ли. Хотя он, судя по некоторым сведениям, очень сомневался в возможностях своих преемников руководить Советским Союзом и всем социалистическим блоком.

…Корейская война, несмотря на ее «ничейный» исход, укрепила позиции Китая в мире и авторитет Мао Цзэдуна. Для Сталина важно было то, что конфликт, в котором страны Запада под эгидой США столкнулись с Китаем, ограничился корейским регионом, а СССР так и остался — формально — в стороне от него, сохраняя нейтралитет, демонстрируя свое миролюбие и нежелание идти на конфронтацию с развитыми капиталистическими странами.

«В конце 40-х — начале 50-х годов, — писал китаевед и дипломат Б.Т. Кулик, — Москва делала все от нее зависящее, чтобы не допустить развязывания третьей мировой войны, запалом к которой мог послужить военный конфликт в Корее. Москва располагала данными о намерениях Вашингтона весьма решительно защищать американские интересы, связанные с Южной Кореей… Таким образом, существовал реальный риск военного столкновения между СССР и США в случае втягивания СССР в корейскую войну. Это могло иметь самые катастрофические последствия. Вот почему у Сталина вызвала негодование инициатива Хрущева направить в Корею несколько танковых корпусов, а также послать туда маршала Малиновского (главкома на Дальнем Востоке и приятеля Хрущева по фронту. — Авт.), пребывание которого там утаить было бы практически невозможно… К началу корейской войны (25 июня 1950 г.) прошло всего только восемь месяцев после испытания первой (советской. — Авт.) атомной бомбы, и в Москве отлично понимали, насколько СССР отставал от США по оснащенности атомным оружием».

Американское военное вмешательство в Корее привело лишь к временному успеху, когда их войска продвинулись далеко на север. Получив весомую помощь от Китая и — более скрытную, но существенную, от СССР, — коммунистическая армия Северной Кореи перешла к решительному наступлению.

Сталин одобрил и поддержал мнение Мао Цзэдуна о роли корейской войны как фактора, сдерживающего агрессивность США. Ее затягивание, несмотря на связанные с этим жертвы, отвечало стратегическим интересам КНР и СССР, приковывало внимание Соединенных Штатов к событиям на Дальнем Востоке, а стало быть, предотвращало угрозу новой мировой войны. Более того, Сталин подчеркивал, что война в Корее выявила слабость вооруженных сил США. По его словам: «Америка не может победить

маленькую Корею. Нужна твердость в отношениях с американцами… Американцы- это купцы. Каждый американский солдат — спекулянт, занимающийся куплей и продажей. Немцы в 20 дней завоевали Францию. США уже два года не могут справиться с маленькой Кореей. Какая же это сила? Они хотят покорить весь мир, а не могут справиться с маленькой Кореей. Нет, «американцы не умеют воевать».

Действительно, претендуя на роль всемирного гегемона, США способны только покупать себе союзников и подкупать тех или иных деятелей в стане противников. Американские агрессии XXI века в Афганистане и Ираке только подтверждают справедливость этих сталинских слов.

С окончанием корейской войны в этом регионе остался тлеющий очаг, грозящий новыми вооруженными конфликтами. Это заставляло США оставаться в напряжении. Был и еще один очаг, угрожающий континентальному Китаю — гоминьдановский Тайвань. Мао опасался высадки чанкайшистов на побережье Юго-Восточного Китая, при поддержке и под прикрытием американцев. Это грозило новой гражданской войной в то время, когда в стране началось социалистическое строительство. «Американский контроль над Тайванем уже создает угрозу Шанхаю и Восточному Китаю», — считал Мао Цзэдун.

Принимая посланца Мао Цзэдуна 20 августа 1952 года, Сталин особо подчеркнул: «Китайские товарищи должны знать, что если Америка не проиграет эту войну (в Корее. — Авт.), то Тайваня китайцы никогда не получат». Противостояние коммунистического Китая с гоминьдановским Тайванем, а вместе с ним и с США, было с геополитических позиций выгодно для СССР. Хотя корейский урок показал американцам, что им не следует соваться на китайскую территорию во избежание полного поражения.

Сталин максимально наращивал научно-техническую экономическую военную помощь КНР. Тем самым он содействовал тесному сближению двух держав, сделав едиными интересы Китая и СССР. Союз Пекин-Москва стал основой содружества стран социализма, раскинувшегося от Восточно-Китайского моря до Эльбы и от Арктики до индокитайских джунглей. Китайско-советская дружба делала это содружество поистине несокрушимым.

…Во время болезни Сталина советское посольство в Пекине было завалено телеграммами китайских врачей с предложениями рецептов отечественной многовековой медицины. А после смерти советского вождя бесконечные колонны китайцев проходили мимо советского посольства в Пекине, где на фасаде был вывешен портрет Сталина, безудержно рыдая. Час за часом советским дипломатам приходилось стоять в почетном карауле у этого портрета.

Мао приехал первым выразить соболезнование. В его глазах стояли слезы. Впоследствии он заявил, что мог бы написать о своих отношениях со Сталиным целые тома.

«После смерти Сталина, — отметил Б.Т. Кулик, — идеологическое воздействие Москвы на ход событий в Китае постепенно сокращается, по существу, сходит на нет. Соответственно возрастает самостоятельность руководства КПК, главным образом Мао Цзэдуна».

Причин для этого было немало. Прежде всего, с уходом Сталина в КПСС не осталось теоретика, который, с одной стороны, был бы способен внести свой вклад в решение очередных задач КПК, а с другой, — обладал бы достаточным авторитетом, чтобы к нему прислушались в Пекине. Новое руководство КПСС фактически самоустранилось от участия в разработке проблем экономического и общественного развития Китая, сведя контакты с лидерами КПК к обсуждению текущих вопросов делового сотрудничества.

Наследники Сталина были поглощены борьбой за лидерство в партии и стране. Это не только отвлекало от других задач, но и вызывало заинтересованность в поддержке со стороны китайского руководства. Новые советские вожди опасались лишиться расположения Мао Цзэдуна, который после ухода Сталина стал наиболее заметной фигурой в международном коммунистическом движении.

Помимо всего прочего, в руководстве КПСС уже тогда начали вызревать тенденции, которые в последующем оформились в хрущевский ревизионизм.

В 1953-1955 годах Хрущев, прорываясь к власти, заручился поддержкой Мао Цээдуна. За эту поддержку он заплатил сполна: отозвал советский флот и советские войска из Порт-Артура и Дальнего, выдал на расправу маоистам Гао Гана — сталинского комиссара при Мао Цзэдуне, ликвидировал смешанные советско-китайские общества, на создание которых Мао пошел при Сталине скрепя сердце. Во много раз увеличилась разносторонняя советская помощь Китаю.

Так продолжалось до антисталинского доклада Хрущева на XX съезде КПСС. Сразу после этого Мао занял по вопросу «культа личности» двойственную позицию, ибо сам был культовой личностью в своей стране. Не желая подвергать опасности удачное сотрудничество с хрущевским руководством, Мао выступил с ограниченной и дозированной критикой Сталина. Да и то она проявлялась только в закрытых беседах с советскими представителями.

В официальных китайских публикациях преобладала пропорция «70 к 30», означающая: заслуги в деятельности Сталина составляют 70%, а ошибки 30%. Мао заявлял, что к оценке Сталина нужно подходить диалектически, отбрасывая все отрицательное, что у него было, и защищая все положительное, правильное. Мао по-прежнему считал Сталина великим марксистом, осуществлявшим по большинству крупных проблем правильную линию.

Б.Т. Кулик писал: «Отказ руководства КПК следовать за Хрущевым в вопросе о культе Сталина был вызван не наличием склонности Мао Цзэдуна к самовозвеличиванию, а более основательными и заслуживающими понимания мотивами… В отличие от Хрущева и его сподвижников, руководство КПК оказалось способным понять, что объективно, целясь в Сталина, стреляют по социализму».

Иначе и быть не могло: ведь социализм в СССР был построен по сталинскому образцу и под его руководством. Русский народ, не считаясь с жертвами, отстоял это завоевание в войне с фашизмом. Сверхдержавой Советский Союз стал благодаря не только героическим усилиям советских людей, но и во многом трудами Сталина, сумевшего сломать сопротивление троцкистов и других оппозиционных сил. Последующие события подтвердили верность его генеральной линии как во внутренней, так и во внешней политике.

Правда, расчленители СССР и их сторонники, прикрывающиеся демагогическими лозунгами, продолжают утверждать, что крах «коммунистической идеи» произошел из-за роковых ошибок Сталина, а еще раньше — Ленина. Эти господа-западники, пропитанные буржуазным духом, или «почвенники», реаниматоры давно сгнившего царского режима, словно не знают, что с хрущевских времен партийная номенклатура упорно боролась за свои привилегии, разрушая созданный в сталинскую эпоху народный, поистине демократический социализм. Так продолжалось 40 лет!

«После прихода Хрущева к власти, — как верно отметил Б.Т. Кулик, — по мере постепенного захвата этим махровым карьеристом руководства партией и государством, в СССР новые буржуазные элементы в советском обществе образовали… привилегированную прослойку, противостоящую советскому народу. Именно эта привилегированная прослойка и составляет социальную базу хрущевской ревизионистской клики. А хрущевская ревизионистская клика является политическим представителем этой прослойки».

После свержения Хрущева Мао охарактеризовал брежневское руководство так: «Это тот же самый хрущевский ансамбль. Политическая карьера его центральных фигур неразрывно связана с Хрущевым».

Мао полностью разделял опасения Сталина о возможности мелкобуржуазного, а затем и буржуазного перерождения социалистического общества. Именно в целях борьбы со «стоящими у власти, но идущими по капиталистическому пути», как охарактеризовал Мао оторвавшихся от народа коррумпированных партократов, и была начата в 1966 году «великая культурная революция». По призыву «великого кормчего» на улицы китайских городов вышли многомиллионные толпы молодежи, а то и подростков…

Постаревший председатель Мао — ему было 73 года — не учел того, что Китай усилиями коммунистов с ним во главе очень далеко ушел вперед по пути всестороннего научно-технического, социально-экономического, культурного прогресса. Китайское государство стало неизмеримо более сложным организмом, чем оно было в период романтической партизанской молодости Мао.

«Культурная революция» привела к хаосу. А задача революционной мобилизации к тому времени уже почти миллиардного Китая была решена только отчасти. Хотя буржуазные тенденции в стране были частично подавлены.

Перед этим массовым выступлением стояла еще одна цель, поставленная Мао: возрождение мирового революционного процесса. Однако эта задача не была решена совсем, ибо Мао гораздо хуже знал окружающий мир, чем свою страну…

Посмертная судьба Мао оказалась лучше, чем сталинская. В Китае, где в каждой семье всегда царил культ предков, не были возможны ни клеветнический хрущевский доклад, ни вынос тела вождя из Мавзолея. Руководители Китая прекрасно сознавали, что преемственность — залог стабильности и укрепления государства.

До сих пор центральную площадь Пекина украшает огромный портрет китайского мудреца и бунтаря, ставшего вождем великого народа. Наследники Мао Цзэдуна были прежде всего патриотами, для которых величие Родины было главной заботой. Коммунистический Китай оказался самой динамично и гармонично развивающейся страной во второй половине прошлого века и в начале нынешнего. Это с полной определенностью доказывает верность идей Сталина и Мао Цзэдуна.

Как только Россия по указке Запада пошла антисоветским путем, она в считанные годы оказалась на задворках современной цивилизации, став экономической и экологической колонией крупных капиталистических держав. Ничего подобного в столь короткие сроки не происходило ни с одной страной, а тем более со сверхдержавой. Победа антисталинистов и антисоветчиков обернулась полным поражением России. Китай, продолжая идти собственным путем, не отрекаясь от прошлого, превратился во вторую мировую сверхдержаву.

…Конечно, нет оснований считать дипломатические контакты Сталина и Мао Цзэдуна дружескими переговорами. Были у них немалые противоречия, а то и конфликты, о которых они предпочитали умалчивать. Наиболее острые противоречия выявились в начале Великой Отечественной войны (о них мы упоминали). Оправдывая невыполнение директивы Коминтерна о максимальной активности боевых действий китайских коммунистов против Японии, Мао Цзэдун говорил: «…Лучше мы сбережем силы, разгромим Гоминьдан, возглавим власть в Китае и тогда, получая помощь от СССР, Англии и Америки, освободим страну от японских захватчиков…» В ноябре 1941 года он выдвинул лозунг: «Десять процентов усилий на борьбу с Японией, двадцать процентов — на борьбу с Гоминьданом, семьдесят процентов на рост своих рядов».

Поэтому после 1945 года Сталин опасался объединения Китая под руководством Мао Цзэдуна, склонного к изоляционизму и отдающему приоритет интересам своей партии, своей страны и себя самого. Позже Мао порицал Сталина, который по его словам «не разрешал китайцам совершить революцию, не верил в силы китайских коммунистов и требовал во что бы то ни стало добиться перемирия с Чан Кайши».

Критикуя Сталина — но только по китайскому вопросу, — Мао тем самым подлаживался к Хрущеву с целью получения максимальной помощи Китаю от СССР. Но в конце 50-х годов Мао потерпел неудачу в своих попытках втянуть Хрущева в военный конфликт с Тайванем. И главное, он натолкнулся на отказ Москвы передать КНР атомное оружие. В этих вопросах Хрущев продолжал линию Сталина, который в 1949 году отказал Пекину в поддержке ограниченных военных действий против Чан Кайши.

Мао своей сдержанной критикой Сталина укреплял собственный авторитет в мире, в то же время отстраняясь от радикализма Хрущева, который стремился к своей гегемонии в мировом коммунистическом движении. Политика Мао была более разумной и честной. Что касается «кукурузника» и «туриста» (так обзывали в народе «Никитку»), то он, поливая грязью умершего вождя, так и не смог организовать свой культ — чего явно добивался — и был свергнут своими же сообщниками.

С Мао Цзэдуном все вышло иначе. Его соратник Дэн Сяопин, которого неоднократно уничтожающе критиковал Мао, но в конце концов ставший его преемником, провозгласил:

«Знамя идей Мао Цзэдуна ни в коем случае нельзя отбрасывать, ибо это будет означать отрицание славной истории нашей партии. Все наши успехи неотделимы от руководства Коммунистической партии Китая и товарища Мао Цзэдуна».

При этом «великая пролетарская культурная революция» расценивалась в официальных документах КПК как трагедия. В то же время подчеркивалось, что она явилась ошибкой, допущенной «великим пролетарским революционером». Но в массах китайских трудящихся, вопреки установкам, спущенным сверху, становилось все больше и больше сторонников того, что идеи и замыслы Мао по поводу «культурной революции» были верны: надо было предотвратить сползание Китая к господству буржуазии и построения капитализма. То была борьба Мао против оторвавшихся от народа и все больше коррумпировавшихся партийных бюрократов. Хотя проведение такого массового мероприятия не могло не сопровождаться без трагических «перегибов», жестокостей, сведения личных счетов и прочих негативных явлений.

«Для сотен миллионов китайцев Мао, — пишет Щевелев, — это национальный герой, объединивший страну. Его ставят вровень с великими императорами и почитают как полубога. «При Мао был порядок!» — говорит пожилой китаец, вспоминая о стабильных ценах и равенстве, вплоть до одежды. Молодой парень — безработный — с горечью роняет: «Когда называют имя Мао, я всегда вспоминаю его выщербленную миску для риса и вижу шикарные «мерседесы», на которых разъезжают сегодня наши чиновники».

Дэн Сяопин, стремясь сохранить единство народа и авторитет существующей власти, выдвинул тезис: «Мы не можем допускать чрезмерной критики ошибок товарища Мао. Поступать так и пытаться очернить товарища Мао — значит пытаться очернить нашу партию и наше государство».

В России все вышло наоборот. Руководители КПСС ради личных и корпоративных интересов очернили деятельность Сталина (в частности, во много раз преувеличивая число репрессированных в 30-е годы и выдавая многих настоящих «врагов народа» за невинные жертвы). Они подорвали доверие народа к партийному руководству, и это ускорило загнивание и перерождение так называемой номенклатуры и ее прислужников. В конце концов предатели коммунистической идеи, социализма, советской власти превратились в предателей Родины, великой России — даже те из них, кто считает себя патриотами.                                                              http://stalinism.ru/elektronnaya-biblioteka/diplomaticheskie-poedinki-stalina.html?start=6